Когда ему не хотелось искать партнеров в клубе Ciba, Федерер брал ракетку и отбивал мяч за мячом от двери гаража у них дома. «Я помню, что всегда любил играть с дверью гаража, – сказал он в интервью 2005 года, – или даже с дверьми шкафа, с любым мячом. Мою маму это доставало, потому что это «бум-бум-бум» приходилось слушать целый день».
Его водили на многочисленные тренировки по теннису, в возрасте шести или семи лет он пошел на курсы, организованные в Альшвиле, пригороде Базеля, местной ассоциацией теннисных клубов VBTU. На курсах, на трех больших кортах, тренировалось с десяток детей младше десяти лет. Именно там он встретил Марко Кьюдинелли, который был младше его всего на тридцать три дня, и стал одним из лучших его друзей, с которым они играли в сборной Швейцарии в Кубке Дэвиса.
Приближался восьмой день рождения, а Федерер все еще играл в клубе Ciba. Рейтинга у него не было, так что по умолчанию у него был R9 (самая низкая категория в системе, по которой игроков классифицируют в Швейцарии). Его мама продолжала играть на более высоком уровне в клубе «Олд Бойз», но она начинала понимать, что у сына талант, что в ее клубе Роджер мог бы преуспеть, а также то, что «Олд Бойз» подходит ему куда больше, чем клуб Ciba. Она обратилась к Мадлен Бэрлохер, которая в 1980 году взяла на себя заботы о заброшенной юниорской программе «Олд Бойз» и вдохнула в нее новую жизнь: «У меня есть сын, который играет в теннис на хорошем уровне. У вас есть хорошая юниорская программа. Я бы хотела, чтобы вы взяли моего сына в вашу команду».
Так Роджер Федерер стал новым мальчиком в «Олд Бойз» и сделал еще один шаг к людям, научившим его играть в теннис.
В 80-е годы теннис в Швейцарии по-прежнему не пользовался особой популярностью. Тогда больше любили футбол и зимние виды спорта. На рекламных щитах со звездами спорта по большей части красовались Пирмин Цурбригген, Мария Валлизер и Френи Шнайдер – фотогеничное трио, олицетворение золотого века швейцарского горнолыжного спорта, который достойно наследовал более раннему золотому веку, символами которого были Бернард Русси и Эрика Хесс.
В 1987 году Швейцария наконец попала на Кубок Дэвиса. В эту команду вошли Якоб Хласек, Клаудио Медзадри и Хайнц Гюнтхардт, специалист в парном разряде среди ветеранов, победивший в Уимблдонском турнире в парном разряде в 1985 году. Интерес к теннису резко возрос.
Швейцарцы решили сыграть свой первый групповой матч в Базеле в Санкт-Якоб Холл, проиграв в феврале 1988 года французской команде, в которую входили Янник Ноа, Анри Леконт и Ги Форже. За пару месяцев до этого Хласек сломал запястье в автомобильной аварии и не смог играть. Впоследствии он вернулся и провел самый замечательный свой год, закончив в десятке лучших и прославив Швейцарию как страну, играющую в теннис.
В середине 90-х в «Олд Бойз» играл многообещающий игрок Эммануэль Мармиллод, одареннейший левша, который мог бы проложить путь, которым Федерер мог бы последовать. Увы, этому не суждено было сбыться. Некоторые считают, что Мармиллода отчасти погубило отсутствие амбиций в швейцарском теннисе. «Когда появлялся многообещающий игрок, – вспоминает Бэрлохер, – то мы были уверены, что он сможет достичь многого – на национальном, но не на мировом уровне. То же самое произошло и с появлением Роджера: мы просто не мыслили в крупных масштабах, потому что у нас никогда не было того, кто достиг бы таких высот».
Связь «Олд Бойз» с мировым теннисом осуществлялась по двум каналам: в связи с проведением ежегодного чемпионата Швейцарии на крытых кортах в Санкт-Якоб Холл в Базеле и благодаря присутствию нескольких профессионалов в швейцарской национальной межклубной лиге. У каждого из клубов высшей лиги существовала традиция приглашать одного играющего профессионала – как правило, на закате карьеры – приехать и сыграть несколько матчей в году летом. Это давало клубам возможность сделать свою команду привлекательнее и повысить шансы на победу – даже при том, что они не могут заплатить игрокам ничего сверх суммы, необходимой для покрытия расходов (по крайней мере, официально).
У «Олд Бойз» была национальная команда, и в конце 70-х годов они пригласили британского теннисиста Джона Февера, достигшего девяносто восьмого места в первом мировом рейтинге в 1973 году, чтобы он сыграл три сезона – с 1979 по 1981 год. Февер был настолько очарован духом товарищества и возможностями, предоставляемыми межклубными лигами наподобие швейцарской, что основал национальную лигу в Британии. «Мы играли потому, что могли проводить хорошие соревновательные матчи на кортах с грунтовым покрытием, – вспоминает он, – что было особенно привлекательно для британцев, поскольку в Великобритании было мало таких кортов. Кроме того, в Великобритании совсем не было межклубной лиги, а ведь это по-настоящему весело. После матча всех ожидает приятный вечер, стейк, пара кружек пива. Порой они даже звонят в церковные колокола. На некоторых матчах у нас была пара сотен зрителей, особенно когда играли команды с приглашенными профессионалами. Так что одиночные матчи, в которых участвовали два лучших игрока, могли быть весьма привлекательными. Это давало юным игрокам отличные возможности для роста и получения хорошего опыта».
Еще одним приглашенным профессионалом, приехавшим в Базель, был Питер Картер, застенчивый австралиец, которому было тогда чуть за двадцать. Возможно, самым полезным, что Бэрлохер сделала для Федерера, было то, что она попросила Картера потренировать юниоров.
Картер – профессионал из Нереутпы, в Долине Баросса, к северу от Аделаиды, в 1980 году достиг сто семьдесят третьего места в рейтинге АТР.
С юных лет его тренировал Питер Смит, выдающийся тренер из Аделаиды, сыгравший немалую роль в становлении многих австралийских теннисистов: Джона Фицджеральда, Даррена Кэхилла, Бродерика Дайка, Роджера Рашида и Ллейтона Хьюитта (не считая самого Картера).
Кэхилл и Картер были практически одного возраста (они попали в юниоры с разницей в год) и стали хорошими друзьями. Кэхилл вспоминает, как завидовал Картеру, который не только всегда его обыгрывал, но и пользовался гораздо большей популярностью у противоположного пола. «Он был привлекательным молодым человеком, – говорит Кэхилл о том, кого он называет «Картс». – Конечно, когда мы вырастали из юниоров, я завидовал тому, каким успехом он пользуется у женщин, – его светлые волосы, стиль и характер пользовались большой популярностью». Однако в то время, когда Кэхилл добрался до полуфинала Открытого чемпионата США, карьера Картера застопорилась. В турнирах он не участвовал. В 1989 году он был почти двадцатипятилетним, преследуемым травмами, теряющим позиции в рейтингах. Поэтому он с радостью принял предложение сыграть год за «Олд Бойз» в национальной лиге Швейцарии. Он стал очень популярен, получал богатый опыт и решил остаться еще на один год.
Как раз в этот второй год Мадлен Бэрлохер спросила его, не хочет ли он потренировать юниоров. Это предложение застало Картера врасплох, ему пришлось побороться с желанием сразу отказаться. Обдумав все как следует, он согласился попробовать. Он плохо знал немецкий, но, несмотря на это, легко нашел способ общения с молодежью, доказал, что подходит на роль тренера, и сжился с этой ролью, занимаясь с командами клуба вплоть до 1997 года. «У него был образ солнечного мальчика, – вспоминает о Картере журналист из Базеля и тренер по теннису Томас Вирц, – но внутри он был очень серьезен. Такая комбинация отлично подходит Роджеру. Он также играл в стиле, очень похожем на стиль Роджера: у него были классические удары, особенно одноручный бэкхенд».
Таким образом, когда в 1989 году восьмилетний Роджер Федерер пришел в «Олд Бойз», то нашел там не только структуру, способную удовлетворить его потребности, но и недооцененную, строго дисциплинированную личность из англоговорящего Южного полушария, готовую руководить его тренировками.
Несмотря на то что они не проработали вместе и года, Федерер встретил одного из тех, кто оказал огромное влияние на формирование его карьеры. Как-то вечером, пару лет спустя, австралиец позвонил домой отцу и сказал: «О, я нашел здесь мальчика, который выглядит многообещающе. Ему около двенадцати или тринадцати, но, думаю, он многого достигнет».
Однако Федереру также был нужен тот, кто научил бы его играть в теннис. В клубе Ciba он демонстрировал склонности к спорту, равно как и тогда, когда стучал мячом по стене гаража. Но был нужен тот, кто помог бы отточить удары, научить работе ног и движениям в целом и дал бы ему ключ к покорению мира. Тем человеком стал Сеппли Качовски.
Адольф Качовски (Сеппли – это прозвище, которое к нему пристало в Швейцарии) – чех, которому повезло работать тренером в Тунисе, когда в августе 1968 года советские танки вошли в Прагу для подавления «пражской весны». Когда Александр Дубчек, чехословацкий лидер, пытавшийся построить «коммунизм с человеческим лицом», был смещен, то граждане Чехословакии фактически потеряли возможность выехать за границу. Так продолжалось до «бархатной революции» 1989 года, когда было свергнуто правление, подконтрольное Советскому Союзу. Будь он дома, Качовски, возможно, никогда не смог бы покинуть страну, и тогда бы история Роджера Федерера была иной. Однако в 1969 году Качовски, который к тому времени активно искал политического убежища, был приглашен в Базель, на пост главного тренера клуба «Олд Бойз». Его первоочередной задачей было «развитие юниоров и молодых талантов в общем».
Качовски, чей девиз «Мы движемся вперед», ввел в «Олд Бойз» нечто новое. Главной его инновацией было внедрение системы наставничества, которая предполагала назначение более опытного игрока для тренировок молодежи и опеки над нею. Он также привнес в клуб элементы амбиций.
Когда Федерер пришел в «Олд Бойз» в 1989 году, именно Качовски тренировал его индивидуально. Из всех людей, знавших Федерера, Качовски единственный заявляет, что с самого начала разглядел потенциал этого мальчика. «Когда он ко мне пришел, то уже день или два спустя я понял, что он чрезвычайно талантлив, – вспоминает он. – Я работал тренером больше сорока лет, за такое время поневоле научишься понимать, у кого талант есть, а у кого нет. Два дня спустя я понял, что Роджер родился с ракеткой в руке. В нем все свидетельствовало о том, что у него есть талант: скорость, работа ног, желание усердно трудиться – словом, абсолютно все».
Качовски также увидел в Федерере нечто общее с собой: тот факт, что Роджер был швейцарцем лишь наполовину. «Я с востока, – говорит Качовски, – я по-другому отношусь к спорту. Я гораздо амбициознее, и мне на каком-то этапе приходилось даже смягчать требования, поскольку швейцарцы были недовольны. Многие жаловались, что я для них был слишком амбициозен. Я считаю, что Роджер амбициознее потому, что он – не стопроцентный швейцарец. Вот его отец – настоящий швейцарец, и Роджер унаследовал его спокойствие. Однако амбиции и сила воли у него явно от мамы, не швейцарки».
Теорию Качовски поддерживают и другие, в том числе Ники фон Вари, игравший с Федерером в одной команде в 90-х, а теперь занимающий пост президента клуба «Олд Бойз». «В отличие от других стран здесь, в Швейцарии, спорт не воспринимают как профессию, дело всей жизни, – говорит он. – Мы очень озабочены проблемой безопасности при обучении и тренировках и с учетом этого с подозрением относимся к спорту как способу заработать на жизнь».
Коби Кун, авторитетный тренер, бывший наставник национальной сборной Швейцарии по футболу, также признает, что его работу существенно облегчил поток швейцарцев с двойным гражданством, особенно из тех стран, где футбол имеет более высокий приоритет, чем в Швейцарии (преимущественно стран Юго-Восточной Европы). Он подчеркивает, что именно благодаря этому игроки сборной стремились преуспеть и показывали лучшие результаты по сравнению со сборными, состоящими только из швейцарцев, в которых играл сам Кун.
К сожалению, у истории человека, научившего Роджера Федерера играть в теннис, весьма неприглядный финал. В начале 2006 года, когда приближался шестьдесят пятый день рождения Качовски, комитет «Олд Бойз» сказал ему, что им придется завершить сотрудничество, по большей части из-за сложностей со страховкой. В марте 2006 года клуб предложил устроить вечеринку, чтобы отблагодарить Качовски за тридцать семь лет его работы. Тот отказался, довольствовались небольшими скромными проводами. На следующий день он исчез. В течение нескольких недель никто в Базеле, даже его жена и дочь, не знал, где он. Оказалось, он вернулся в Чехию, где и живет по сей день (его жена осталась в Базеле). Это должно было бы быть триумфальным возвращением одной из жертв 1968 года, особенно для того, кто сыграл ключевую роль в формировании стиля игры лучшего теннисиста в мире. Увы, все пошло не так, как надо: Качовски остается чужаком на своей родине, вдали от страны, в которой он оставил величайший результат своего труда.
На протяжении шести лет – с восьми до четырнадцати лет – Сеппли Качовски и Питер Картер были тренерами Роджера Федерера. Эти двое были связаны и вне корта: пару лет Картер встречался с дочкой Качовски, Роми, причем отношения между ними были, судя по всему, довольно бурными. Качовски, фанат одноручного бэкхенда, проводил индивидуальные тренировки, Картер отвечал за групповые занятия, совершенствовал некоторые элементы игры Федерера, а Мадлен Бэрлохер выдвинула юниорскую команду «Олд Бойз» на участие в межклубных матчах. На Роджера оказывали немалое влияние два других тренера, Хаигги Абт и Дэниел Гербер, из команды VBTU – местной ассоциации теннисных клубов Базеля, одной из дюжины местных подразделений национальной ассоциации тенниса. Это была идеальная обстановка для талантливого, быстро обучающегося и амбициозного молодого теннисиста.
Впрочем, такие амбиции проявлялись у него не всегда. Бэрлохер вспоминает одну из ранних тренировок, на которой Роджер хотел играть только с друзьями, хотя они не были лучшими игроками. «Его мама просила меня ставить его с лучшими, – рассказывает она. – Я так и делала. Его же друзья не были лучшими, но Роджер подошел ко мне и сказал: «Я же говорил вам, что хочу играть с друзьями». Не то чтобы он боялся играть с лучшими, просто ему было важнее играть с теми, кто ему нравился. Однако его мама настаивала, чтобы я ставила его с сильнейшими, я так и делала. И вот что в итоге вышло».
Журналисты часто спрашивают Федерера, кто был его кумиром в детстве. Чаще всего он называет Бориса Беккера, но порой всплывают такие имена, как Стефан Эдберг и Пит Сампрас. Он признает, что более всего его восхищал в них одноручный бэкхенд, хотя сам Федерер всегда исполнял бэкхенд традиционно. Эдберг и Сампрас научились делать его двумя руками и переключились на одноручный вариант, уже будучи подростками. Кроме того, Федерер всегда подчеркивает, что даже если он восхищается каким-либо игроком, то это не значит, что он его копирует. У него есть свой собственный стиль.
Многие из тех, кто помнит Федерера в те годы, описывают его как Lausbub – швейцарско-немецкое слово, которое чаще всего переводится как «любящий повеселиться негодник» или «шалун». Очевидно, что под этим не подразумевается ничего плохого, хотя повеселиться он умел. Так, во время группового матча в другом клубе Базеля на всех кортов не хватило, так что Федереру пришлось ждать своей очереди. Когда корт, наконец, освободился, его никак не могли найти: он забрался на высокое дерево, чтобы понаблюдать за тем, что происходит, и выяснить, сколько времени потребуется на его поиски.
В развлечениях компанию Роджеру составлял его друг Марко Кьюдинелли, который, как вскоре выяснилось, развивался медленнее: он достиг наивысшей за карьеру пятьдесят второй позиции в феврале 2010 года. Оба мальчика жили в пригороде Базеля, Мюнхенштайне: Федереры – в Им Вассерхаус, Кьюдинелли – в двухстах метрах – в Поппелвег. Мальчики часто встречались и ехали на велосипедах в «Олд Бойз», где вместе тренировались, а потом также вместе ехали домой. «Мы много занимались спортом, – вспоминает Кьюдинелли. – Мы всегда были практически на одном уровне во всем, за исключением тенниса. Тут он всегда побеждал. Мы также вместе играли в сквош на корте с теннисными ракетками и мячами для сквоша. Это было весьма опасно – конечно, для ракеток!»
Описывая Федерера, Ники фон Вари тоже употребляет слово «lausbub». Он говорит: «С ним никогда не было скучно. Они с Марко Кьюдинелли были лучшими друзьями – они ведь одного возраста и выросли с нами в клубе. И когда эти двое собирались вместе, то мы точно знали, что эта сумасшедшая компания была поблизости, а теннисный клуб терял покой».
Особенно тяжело было на тренировках. «На тренировках мы дурачились, – признает Кьюдинелли. – Мы быстро теряли интерес к работе, много болтали. Было очень беспокойно. Ракетки летали туда-сюда, во всех направлениях. Это, вероятно, было самое опасное из происходящего. Нас частенько отправляли на пробежку или же просто домой. Питеру Картеру было с нами непросто».
Пока Марко и Роджер вели себя как типичные шалопаи, Бэрлохер заметила, как выяснилось впоследствии, судьбоносный нюанс: «Когда Роджер дурачился с друзьями, он всегда говорил: «Я буду первым». Он выполнял отличный удар, затем останавливался и говорил: «С этим ударом я собираюсь выиграть Уимблдонский турнир». Очевидно, это была шутка – все мальчишки так делают, – но именно это он говорил».
Менее приятной чертой этой развеселой личности был его нрав, весьма далекий от того спокойствия и сдержанности, которую Федерер демонстрирует на корте сегодня. Один из его тренеров даже назвал его «маленьким сатаной» на корте. Ему было очень трудно признать поражение, он швырял ракетку, кричал и ругался.
